Теперь рассмотрим, каким образом было совершено преступление.

В комнате (всего лишь семи футов вышиною) был найден открытым люк в потолке, ведущий на чердак. Короткая лестница, по которой поднимались на чердак (обычно лежавшая под кроватью), была найдена приставленной к люку, так что любой человек или люди легко могли выйти из этой комнаты. В самой дверце люка обнаружено квадратное отверстие, возле болта, запиравшего люк с внутренней стороны, вырезанное, очевидно, каким-то необыкновенно острым инструментом. Таким образом, всякое лицо снаружи могло отодвинуть болт, отпереть люк и спуститься (может быть, с помощью какого-нибудь сообщника) в комнату, вышина которой, как было уже указано, только семь футов. Что какое-нибудь лицо или лица должны были войти именно таким образом, очевидно из наличия самого люка. Что касается того способа, каким оно или они получили доступ к крыше таверны, надо заметить, что соседний дом стоял пустой и ремонтировался, к его стене была приставлена длинная лестница, которую накануне оставили рабочие; вернувшись на работу утром двадцать седьмого, они нашли доску, которую привязали к лестнице, чтобы никто не пользовался ею во время их отсутствия, снятою и брошенной на песок. Из показаний ночного полисмена (который проходит по Береговому переулку только два раза в час) явствует, что было вполне возможно подняться по этой лестнице, пройти по крышам домов и опять незаметно спуститься.

Показания жителей также подтверждают, что Береговой переулок после полуночи самая тихая и уединенная из лондонских улиц. Следовательно, тут опять можно с полным правом заключить, что любой человек или люди могли подняться по лестнице и опять спуститься незамеченными, проявляя необходимую осторожность и присутствие духа.

Перейдем, наконец, к лицу или к лицам, которыми преступление было совершено.

Известно: 1) что индусы были заинтересованы в том, чтобы завладеть алмазом, во всяком случае человек, похожий на индуса, которого Октавиус Гай видел в окне кэба беседующим с ремесленником, был одним из трех индусских заговорщиков; 2) несомненно, что человек, одетый ремесленником, следил за мистером Годфри Эбльуайтом весь вечер 26-го и был обнаружен в его спальне (прежде чем мистера Эбльуайта проводили туда) при обстоятельствах, заставляющих подозревать, что он пробрался для осмотра комнаты; 3) кусочек золотой нитки был найден в спальне, и эксперты утверждают, что это индийская мануфактура и что золотая нить такого рода неизвестна в Англии; 4) утром 27-го три человека, наружность которых согласовалась с приметами трех индусов, были замечены на улице Нижней Темзы и прослежены до Тауэрской пристани; позднее их видели, когда они уезжали из Лондона на пароходе, отправлявшемся в Роттердам.

Такова фактическая, если не юридическая, улика, что убийство было совершено индусами.

Был или нет человек, одетый ремесленником, сообщником этого преступления, сказать трудно.

Следствием коронера было установлено умышленное убийство, совершенное неизвестным лицом или лицами. Семейство мистера Эбльуайта предложило награду, и были употреблены все усилия для того, чтобы найти виновных.

Человек, одетый ремесленником, бесследно скрылся. Следы индусов нашли.

Относительно надежды захватить этих последних мне остается сказать несколько слов в конце этого донесения.

А пока, написав все необходимое о смерти мистера Годфри Эбльуайта, я могу перейти к рассказу о его поступках до встречи с вами, во время встречи и после того, как вы виделись с ним в доме покойной леди Вериндер.

III

Жизнь мистера Годфри Эбльуайта имела две стороны.

С одной стороны — показной — это был джентльмен, пользовавшийся заслуженной репутацией оратора на благотворительных митингах и одаренный административными способностями, которые он отдавал в распоряжение различных благотворительных обществ, большей частью дамских. С другой стороны, — скрытой от общества, — этот джентльмен представал в совершенно другом виде: а именно, как человек, предававшийся удовольствиям, имевший виллу за городом, купленную не на свое имя, а на имя дамы, жившей на этой вилле.

При обыске на этой вилле я увидел прекрасные картины и статуи, мебель, выбранную со вкусом и чудной работы, оранжерею с редкими цветами, подобных которым нелегко найти во всем Лондоне. В результате расследований, произведенных в доме, были обнаружены бриллианты, не уступающие по своей редкости цветам; экипажи и лошади, которые (заслуженно) производили впечатление в парке среди людей, способных судить и о том, и о другом.

Все это было пока довольно обыкновенно. Загородная вилла и дама — предметы настолько обычные в лондонской жизни, что мне следовало бы просить извинения в том, что я упоминаю о них. Но не совсем обыкновенно, — насколько мне известно, — то обстоятельство, что все эти вещи не только заказывались, но и оплачивались. Следствие доказало, к моему неописуемому изумлению, что за картины, статуи, цветы, бриллианты, экипажи и лошадей не числилось долгу и шести пенсов. А вилла была куплена на имя дамы.

Я мог бы долго искать разгадку этой тайны, и искать напрасно, если бы смерть мистера Годфри Эбльуайта не заставила произвести следствие.

Следствие обнаружило следующие факты.

Мистеру Годфри Эбльуайту была поручена сумма в двадцать тысяч фунтов, как одному из опекунов некоего молодого джентльмена, который был еще несовершеннолетним в тысяча восемьсот сорок восьмом году. Опекунство кончалось, и молодой джентльмен должен был получить двадцать тысяч фунтов в день своего совершеннолетия, в феврале тысяча восемьсот пятидесятого года. А до этого дня шестьсот фунтов должны были выплачиваться ему его обеими попечителями по полугодиям — на рождество и на Иванов день. Этот доход регулярно выплачивался главным опекуном мистером Годфри Эбльуайтом.

Двадцать тысяч фунтов (с которых якобы получался этот доход), заключавшиеся в фондах, были все растрачены, до последнего фартинга, в разные периоды, еще до тысяча восемьсот сорок седьмого года. Полномочие поверенного, дававшее право банкирам продавать цепные бумаги, и различные письменные приказания, сообщавшие, на какую именно сумму продавать, были формально подписаны обоими попечителями. Но подпись второго попечителя, отставного армейского офицера, жившего в деревне, всегда подделывалась главным попечителем, — иначе сказать, мистером Годфри Эбльуайтом.

Вот чем объяснялось благородное поведение мистера Годфри относительно уплаты долгов, сделанных для дамы и для виллы, — и, как вы сейчас увидите, для многого другого.

Мы можем теперь перейти ко дню рождения мисс Вериндер в тысяча восемьсот сорок восьмом году — к двадцать первому июня.

Накануне мистер Годфри Эбльуайт приехал к отцу и попросил у пего, — как это я знаю от самого мистера Эбльуайта-старшего, — взаймы триста фунтов.

Заметьте сумму и помните в то же время, что полугодовая выплата молодому джентльмену производилась двадцать четвертого числа этого месяца, а также, что весь капитал молодого джентльмена был истрачен его попечителем еще в конце сорок седьмого года.

Мистер Эбльуайт-старший отказался дать сыну взаймы даже фартинг.

На следующий день мистер Годфри Эбльуайт поехал вместе с вами к леди Вериндер. Через несколько часов мистер Годфри, — как вы сами сказали мне, — сделал предложение мисс Вериндер. В этом, без сомнения, он видел, — если его предложение будет принято, — конец всем своим денежным затруднениям, настоящим и будущим. Но мисс Вериндер отказала ему.

Вечером в день рождения Рэчель финансовое положение мистера Годфри Эбльуайта было следующее: он должен был достать триста фунтов к двадцать четвертому числу и двадцать тысяч к февралю восемьсот пятидесятого года.

Если б он не успел достать этих сумм, он был бы погибшим человеком.

При подобных обстоятельствах что же случилось?

Вы раздражили мистера Канди, доктора, затронув его болезненную струнку — профессию врача, и он отплатил вам шуткою, дав вам дозу лауданума. Он поручил мистеру Годфри Эбльуайту дать вам эту дозу, приготовленную в маленькой склянке, — и мистер Годфри сам признался в этом при обстоятельствах, которые сейчас будут изложены вам. Мистер Годфри тем охотнее иступил в заговор, что он сам пострадал от вашего острого языка в этот вечер. Он присоединился к Беттереджу, который уговаривал вас выпить немного виски с водой, прежде чем вы ляжете спать. Он тайком палил лауданум в холодный грог. И вы выпили его.